И это не случайно. «Незнакомка» не только одно из лучших стихотворений поэта, но и одно из совершеннейших созданий всей русской лирики».

Обладающее какой-то удивительной музыкальностью, стихотворение с первого же прочтения завораживает, околдовывает. «Незнакомка» пленяет читателя, но плен этот становится добровольным и сладким. Какое наслаждение повторять чарующие блоковские строки:

Дыша духами и туманами,
Она садится у окна...

К. Чуковский вспоминал, какое впечатление производила «Незнакомка» на современников поэта:

«Я помню ночь перед зарей, когда он впервые прочитал «Незнакомку», кажется, вскоре после того, как она была написана им. Читал он ее на крыше знаменитой башни Вячеслава Иванова, поэта-символиста, у которого каждую среду собирался для всенощного бдения весь аристократический Петербург. Из башни был выход на крышу, и в белую петербургскую ночь мы, художники, поэты, артисты, возбужденные стихами и вином - а стихами опьянялись тогда, как вином, - вышли под белесоватое небо, и Блок, медлительный, внешне спокойный, молодой, загорелый (он всегда загорал уже ранней весной), взобрался на большую железную раму, соединявшую провода телефонов, и по нашей неотступной мольбе уже в третий, в четвертый раз прочитал эту бессмертную балладу своим сдержанным, глухим, монотонным, безвольным, трагическим голосом. И мы, впитывая в себя ее гениальную звукопись, уже заранее страдали, что сейчас ее очарование кончится, а нам хотелось, чтобы оно длилось часами, и вдруг, едва только он произнес последнее слово, с Таврического сада, который был тут же, внизу, какой-то воздушной волной донеслось до нас многоголосое соловьиное пение. В ту пору далекой юности поэзия Блока действовала на нас, как луна на лунатиков».

С. Городецкий вспоминает о неподражаемом совершенстве чтения «Незнакомки» автором: «Он медленно подходил к столику со свечами, обводил всех каменными глазами и сам окаменевал, пока тишина не достигала беззвучия. И давал голос, мучительно-хорошо держа строфу и чуть замедляя темп на рифмах. Он завораживал своим чтением, и когда кончал стихотворение, не меняя голоса, внезапно, всегда казалось, что слишком рано кончилось наслаждение, и нужно было еще слышать... Кто слышал Блока, тому нельзя слышать его стихи в другом чтении».

Стихотворение появилось на свет в 1906 году. Это было время, тяжелое для поэта. «Вероятно, революция дохнула в меня и что-то раздробила внутри души, так что разлетелись кругом неровные осколки, иногда, может быть, случайные», - писал Блок. В это время поэт говорит о «растерзанной мечте». Его стихи пронизаны ощущением наступившего перелома, рубежа. Крушение прежних мистических иллюзий влекло за собой трагическую, все развенчивающую иронию и более трезвый взгляд на жизнь, признание земной, реальной действительности. На певца Прекрасной Дамы глянула пустота, и он заметался в великом смущении, в поисках чего-то нового, достоверного. Поэт с неожиданной вершины глянул на мир и увидел, что, кроме Прекрасной Дамы, есть и «согнутые спины» («Фабрика»), и ненавистные ему «сытые».

Та высокость чувств и ожиданий, каким жил блоковский герой стихов о Прекрасной Даме, утрачена, цельность исчезла, мечта не выдержала столкновения с пошлостью и прозой реального мира. Г. Чулков, тесно общавшийся с поэтом в годы первой революции, подчеркивал в своих воспоминаниях, что Блок, «необыкновенно точный и аккуратный, безупречный в своих манерах и жизни, гордо-вежливый, загадочно-красивый, был для людей, близко знавших его, самым растревоженным, измученным...человеком».

«Страшный мир» - так определил для себя Блок окружавшую его действительность. Произведения этих лет составили вторую книгу стихов поэта. В них остро чувствуется двоемирие Блока. М. Цветаева отмечает одновременное существование поэта в двух мирах: «О Блоке можно сказать, что он от одного себя старался уйти к какому-то другому себе. Так смертельно раненный человек в страхе бежит от раны, так больной мечется из страны в страну, потом из комнаты в комнату и, наконец, с одного бока на другой».

«Все двоилось у него в душе, и причудливы были те сочетания веры с безверием, которые сделали его столь близким современной душе. Он, и веруя, не верил, что верует, насмехаясь над мечтами, мечтал. Такой двойственности еще не было в русской поэзии, и нужно быть великим поэтом, чтобы выразить эту двойственность в лирике».

Своей «растерзанной душой» он здесь, «в кабаках, в переулках, в извивах»; он бродит по улицам, «пьяным от крика», он видит «тени беззвучно спешащих тело продать, и забвенье купить». В этом мире «девы слепы», а «у юношей безогнен взор». Поэт тонет «в сонном озере города - зимнего холода».

Но душа его ищет «отважной красоты»» и любви, он видит себя «летящим в облаке огня», он мечтает о «бесконечно красивых», видит «светлого ангела». «Чего же жду я, очарованный моей счастливою звездой?» - вопрошает поэт, но его вопрос остается без ответа.

Измученный и личной семейной драмой (Любовь Дмитриевна Менделеева в то время переживала страстную влюбленность в друга мужа, поэта Андрея Белого), Блок пишет стихотворение «Незнакомка», в котором, как в зеркале, отразилось состояние его души.

Однако, став автором «Незнакомки», Блок не перестал быть автором «Стихов о Прекрасной Даме». Он по-прежнему ищет вечно женственное, но теперь уже, к сожалению, в кабаках и в переулках пыльных дачных городков.

Первые строфы стихотворения поражают прозаичностью, обыденностью, от них веет духом пошлости и приземленности.

Давайте пройдемся вместе с поэтом к дачному ресторану. Что мы увидим, что услышим и почувствуем?

Блок как символист добивается удивительной синкретичности в создании атмосферы дачного городка. Он сумел сплавить воедино звук, краску, слово и ощущение.

Удивительно, но мы попадаем за город в прекрасный весенний вечер. Однако мы не чувствуем радости обновления природы. Все пропитано «тлетворным» духом. Самые серые и скучные краски понадобились бы художнику, чтобы изобразить «пыль переулочную», канавы и шлагбаумы.

Ухо воспринимает дисгармонию звуков: «детский плач», «окрики пьяных», скрип уключин, «женский визг». Накопление резких согласных, визжащих и скребущих (неповторимая блоковская аллитерация), помогает читателю почувствовать дисгармонию самой жизни (скрип, визг, диск, глух, дик, пыль). Звукопись Блока утрачивает здесь свою нежность, плавность, музыкальность. Слова, употребленные поэтом для оценки русского захолустья, передают уродливость, грубость, примитивность этого самого захолустья (то ли географического, то ли духовного): шлагбаумы, уключины, переулки, лакеи, пьяницы, кролики и т. д. В «Стихах о Прекрасной Даме» они были бы просто невозможны.

И вдруг глаз замечает что-то золотящееся. Что же? Оказывается, здесь принимают за золото блестящую вывеску над дверью магазинчика - «крендель булочной». А как же луна, покровительница влюбленных, воспетая поэтами? Но в этом мире нет даже небесного светила, просто есть диск, который «бессмысленно кривится». Ну что ж, в мире, где золотом играют лишь вывески, а луна скучающе взирает на людское мельтешение, и влюбленные под стать: «среди канав гуляют с дамами испытанные остряки». Нет высокого чувства, нет возвышенных отношений, а следовательно, исчезает Поэзия. Если раньше в «Стихах о Прекрасной Даме» Блок вообще не замечал примет внешнего мира, то теперь он больно ранен ими. От этого мира никуда не деться, он распространяет свои миазмы, и эти миазмы проникают даже в стихи о женщине, таинственной незнакомке. В страшном бездуховном мире даже природа теряет свою красоту: она осквернена бытом. Здесь нечем дышать: «горячий воздух дик и глух».

Мы видим, кто населяет этот мир: пошлые женщины и мужчины, играющие в любовь, «пьяницы с глазами кроликов», «сонные лакеи», плачущие дети и визжащие женщины. Единственное развлечение для жителей этого городка - катание на лодках по озеру и посещение местного «духовного» центра - ресторана. Как тут не вспомнить Маяковского! «Нет людей! Понимаете крик тысячедневных мук? Душа не хочет немая идти. А сказать - кому?»

Лирический герой Блока находит друга и собеседника для своей души. Он всегда рядом. С этим единственным другом, который «отражен в стакане», герой встречается «каждый вечер». Все прежние порывы, страсти, казалось, оглушены и усмирены вином и обстановкой ресторана. Но...

Контрастом к торжествующей пошлости звучит вторая часть стихотворения. Как вызов «страшному миру» в обывательскую среду нисходит Незнакомка. Меняется лексика, звуковая организация стиха, образная система. Какофония звуков заглушается чарующей мелодией, нежной, романтической музыкой. Человеческая мелочь исчезает. Дальше все видится, как в «туманном окне».

Однако контраст между Незнакомкой и обстановкой у ресторанной стойки столь разителен, что поэт сомневается в реальности происходящего: «Иль это только снится мне?»

Вроде бы и реальны приметы Незнакомки, но мы не видим ее лица, фигура женщины прекрасна, но таинственна и загадочна. Ее силуэт лишь намечен, по-символистски условен. Экономными и легкими мазками (с помощью эпитетов) поэт рисует женщину-видение: ее «девичий стан», «упругие шелка», «траурные перья» шляпы, «темную вуаль», «в кольцах узкую руку».

Гениальный блоковский ассонанс: «Дыша духами и туманами она садится у окна» (ы-а-у-а-и-и-у-а-а-и...), «и веют древними поверьями ее упругие шелка» (и-э-у-э-и-и-а-э-а-и....) передает стихию женственности, которая осенила этот загородный ресторанчик, делает строчки музыкальными, легкими, невесомыми. Поэт сводит к минимуму неудобопроизносимые согласные, обращаясь к звучным сонорным, которые он оттеняет шипящими и свистящими звуками, напоминающими о шуршании шелка.

Взгляд лирического героя прикован к прекрасной Незнакомке. Его душа вышла из-под власти пьяного угара и теперь дышит свободно и легко. Воздух наполнен ароматом духов и туманов. Герой полон света, как будто ему "чье-то солнце вручено". Душа поет, и не потому что ее «пронзило терпкое вино». Пьянящий аромат женщины наполняет счастьем сердце лирического героя. Не барная стойка и липкий стакан виден теперь поэту. Ему мнится «берег очарованный и очарованная даль». Он в мыслях возносится над «скукой загородных дач» и устремляется к «дальнему берегу» надежды, любви, мечты. Он чувствует свое духовное родство с Незнакомкой: она такая же одинокая, как и он («всегда без спутников, одна...»), такая же грустная и печальная («шляпа с траурными перьями...»).

Теперь он отличается от всех завсегдатаев ресторана. У него в душе есть тайна, которая им неподвластна. Но что это за тайна?

В ней и скрывается главная загадка «Незнакомки».

Видение внезапно исчезает. Незнакомка с ее душевной одухотворенностью оказалась лишь иллюзией.

Потому так надрывно-печальна и иронична одновременно заключительная строфа, являющаяся третьей частью стихотворения:

В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.

Так была или нет эта женщина? Видел ли ее поэт или же, действительно, истина на дне стакана?

А если и была Незнакомка, то кто она? Неужели ресторанная дева, которая приходит сюда «каждый вечер в час назначенный» и «садится у окна», потому что так ей легче видеть всех и быть увиденной всеми завсегдатаями? Что делает здесь в поздний час эта женщина, приходящая одна и шествующая меж пьяными?

Неужели только под действием алкогольных паров герою видится высокое и чистое? Неужели так низка разгадка?

А может быть, поэтому и высока, что в ресторанной деве поэт, в отличие от всех, видит Незнакомку, окруженную тайной? Что в падшей женщине он продолжает видеть Прекрасную Даму? Правда, теперь уже ее пьедестал разрушен, и она ступила на грешную землю. «Вместо Прекрасной Дамы он изображает теперь другое полубожество, Незнакомку, - звезду, которая упала на землю и, воплотившись в женщину, захотела не молитв, но вина и объятий».

Фигуру Незнакомки можно даже сравнить с Джокондой Леонардо да Винчи. Загадочность и непостижимость Моны Лизы сопрягается удивительным образом с таинственностью блоковской героини. И дело даже не в двух прекрасных женщинах, запечатленных в краске и слове. Дело в творцах, которые постигли тайну и открыли нам прекрасное в обыденном.

И хотя концовка стихотворения возвращает нас к пошлой реальности, мы понимаем: непримирим мир чистых и возвышенных стремлений души поэта и мещанской пошлости окружающей жизни.

«Блок хотел быть последним средневековым менестрелем, хотел поклоняться красоте. У Блока чувствуется или напряженное ощущения счастья, вера в любовь, или провалы на дно, в «страшный мир»8 . В предисловии к «Балаганчику» поэт высказал мысль, что его герои «ищут жизни прекрасной, свободной и светлой». И эти поиски замкнуты в кругу «переживаний отдельной души». Чтобы не погибнуть и обрести внутреннюю свободу, человеку необходимо найти высокие истины и подлинные ценности в самой действительности. Стихотворение Блока «Незнакомка» как раз и отражает попытки поэта спастись от гибели в удушающем «страшном мире».

И кажется невозможным, в свете вышесказанного, согласиться с критиком Л. К. Долгополовым, который утверждает, что Незнакомка - «лишь смутное видение, возникшее в пьяном мозгу поэта, призрак, созданный хмельным воображением. И именно поэтому, в отличие от Прекрасной Дамы, образ Незнакомки уже не несет в себе никаких очистительных и «освободительных» функций».

Скорее можно присоединиться к мнению А. В. Терновского, который заявляет: «Его упования, его представления об истинном и прекрасном несовместимы с действительностью. Мир, рождаемый его фантазией, лишен конкретных очертаний, хрупок и зыбок. Но это - его «сокровище» - единственное спасение от мертвечины окружающего, возможность остаться самим собой, остаться живым. И этот мир, одухотворенный образом Незнакомки, поэт дарит читателям»

(Кстати, учитель может предложить учащимся самостоятельную работу в заключение анализа стихотворения: решить самостоятельно спор между Долгополовым и Терновским, определить, кто же из критиков прав в своих выводах. Для этого на доске должны быть записаны высказывания обоих авторов. Такой вид работы обобщает все понятое и прочувствованное учащимися).